В какой-то момент в моей голове наступила полная тишина. И расслабленность. Через меня будто потекли долгие тягучие секунды настоящей жизни. Как хорошо! Никуда не нужно спешить, ничего не нужно бояться. В этой одной-единственной секунде, где я нахожусь, проблем нет. Они, может быть, придут позже. Через час, день или неделю. Но думать об этом — снова уходить в будущее, а ведь оно еще не наступило. И как говорит Дрейк, возможно, никогда не наступит в том виде, в котором покажет его мой собственный разум.
Тишина в голове незаметно переплелась с миром. Со всем миром. И мы будто стали едины в своем покое и гармонии, неспешности и мудрости, неподвижности без суеты.
Как здорово. Оказывается, как здорово быть просто здесь и сейчас!
Я медленно выдохнула и покачала головой. Почему все простое имеет тенденцию ускользать и не возвращаться до того момента, пока кто-то, подобный Дрейку, вновь не объяснит и не разжует прописные истины?
Начальник, опершись на подоконник, смотрел на меня с улыбкой. А я просто рассматривала оконный свет, заливающий его лицо. Точеный профиль, темные брови, нос с едва заметной горбинкой, чувственные губы, несколько морщин, скрадывающие и маскирующие настоящий возраст. Да и был ли возраст у такого, как он?
— Нравится результат? — спросил Дрейк.
Я кивнула.
— Это и есть момент «сейчас», Бернарда. Когда ты позволяешь себе его почувствовать, по-настоящему осознаешь, кто ты есть. Без мыслей, без фантомов. Свою настоящую суть.
Здорово. Я тряхнула головой, решив для себя, что буду практиковать это состояние как можно чаще. Хотя бы потому, что в настоящем моменте действительно не было никаких проблем.
— Дрейк, а если все-таки что-то гложет? Ну есть какая-то сложная ситуация, которая постоянно занимает мозг, как ее откинуть?
— А ты спроси себя: вот сейчас, именно сейчас, в эти десять секунд жизни, есть ли у меня какие-то проблемы? И поймешь, что их нет. Почти никогда нет. Сложность любой проблемы — всего лишь определенное количество страха перед будущим. Как я уже говорил, будущее, которое рисует в твоем воображении мозг, — несуществующий фантом, способный якобы уберечь тебя от какой-то душевной или физической боли. Пребывая в «сейчас», ты избавляешься от страхов, не позволяешь фантомам существовать, рационально и спокойно ориентируешься в ситуации. Это как избавится от шторы, по внутренней стороне которой ползают твои страхи, и взглянуть на мир. На настоящий, подлинный мир.
Закончив фразу, начальник подошел к доске и начал стирать меловые надписи.
— Знаешь, сколько людей не живет никогда? Очень много. Люди, думая, что живут, не видят настоящего мира и того, что происходит вокруг них. Видят лишь свои фантомы, несбывшиеся возможности, боятся потенциальных вероятностей будущего, тонут в ошибках прошлого. В то время как жить — это находиться «здесь», а не где-то еще, пусть даже в пучинах собственного разума. Поначалу такая практика дается нелегко, мозг привычно утаскивает из текущего момента куда-то еще, но ты научишься. Постепенно. И как только сделаешь это, почувствуешь себя совершенно по-другому. Жизнь никогда не будет течь завтра. И даже через минуту. Существует лишь «сейчас». Запомни это.
Закончив стирать с доски, Дрейк повернулся и напомнил:
— Дальше будет много практики, Бернарда. Новый этап. Сегодня постарайся как можно лучше осознать сказанное мной, а с завтрашнего дня приступаем к работе с материей.
— Хорошо.
— И не забудь, что на занятия, связанные с физическими нагрузками, стоит надевать спортивную форму.
— Конечно.
— Все, до завтра. Мне пора возвращаться к делам.
Какое-то время он стоял напротив. Взгляд глубокий, завораживающий. Недосягаемый человек, загадка с неведомыми простым смертным знаниями. Утомленный Создатель с проскальзывающей в глазах искрой интереса, задумчивый и вечный. Потом мягко улыбнулся и покинул кабинет.
Эпилог
Любовь — это когда необъятная Вселенная сужается до размеров одного-единственного человека. Мир, большой и яркий, сосредотачивает фокус на ком-то одном. Мысли, в спокойном состоянии скользящие по сотне различных тем в минуту, начинают сбоить, возвращаясь по кругу, вызывая в памяти чье-то до боли знакомое лицо. Хочется наполнять смыслом совершенно бессмысленные вещи.
Любовь — вирус, болезнь, которой случайно заражаются, глядя на одних, и остаются невосприимчивыми, глядя на других. Как такое происходит? Почему? И нужно ли лечить?
Этот вечер не приносил однозначных ответов.
Нордейл мягко светился огнями.
Перемигивались между собой окна небоскребов, желтели над дорогами ленты изогнутых тонконогих фонарей, обливали искусственным светом ночной тротуар витрины: Куда-то неслись по дорогам машины всех цветов и мастей. Водоворот лиц, имен, судеб. Куда приведет дорога? И какой вираж сделает жизнь с очередным поворотом руля?
Укутавшись в старый пуховик и натянув на голову капюшон, я сидела на крыше одного из офисных зданий. Не самого высокого в округе, просто случайный выбор. Не хотелось, чтобы мимо плыл людской поток. И еще так гораздо проще осознавать себя «здесь и сейчас», слушая гул машин внизу и завывания ветра здесь, наверху.
Я Дина. Девушка из другого мира, неведомым образом провалившаяся в этот город и оставшаяся в нем жить. Конец ноября. Но ноября другого мира и другого календаря. Жизнь в двух мирах сделала многие вещи относительными, обнажив их зыбкость. Мы полагаемся на даты и числа, циферблаты, стрелки часов, сверяем по ним свою жизнь, но что есть время? И какое значение оно приобретает, если вдруг останавливается? Ноябрь здесь, октябрь в родном мире. Наверное, март или август где-то еще. Сколько их всего, миров?
Небо было удивительно чистым, насыщенно-черным с крохотными глазками подмигивающих звезд. Ветер прогуливался по плоской крыше, путался в антеннах, пытался по-кошачьи свернуться в углах под высоким бетонным бордюром.
Я никогда до этого не сидела на крыше, но сегодня почему-то захотелось. Пуховик хорошо держал тепло, и низкая температура не отвлекала от философских размышлений, навалившихся почти сразу после утренней лекции Дрейка. Хотелось практиковаться еще и еще. Правда, получалось с трудом. Образ одного-единственного человека занимал мысли куда больше настоящего момента.
Я тосковала в его отсутствие и расцветала, когда он находился рядом.
Дрейк.
Почему именно он?
Почему не какой-нибудь парень из соседнего двора, не мужчина из моего мира, простой обычный смертный? Человек, встретившийся на улицах этого мира, или один из будущих коллег моего отряда? Все красивые, как на подбор, высокие статные парни. Всё при них — и ум, и сила. Я усмехнулась, подумав, что Баала учитывать не стоит.
Так почему же Создатель собственной персоной?
Бесполезность подобного вопроса была налицо.
Какая разница почему? Главное — что с этим делать?
Я до сих пор не представляла, в какой роли видел меня Дрейк. Любопытный экземпляр, обладающий потенциалом Творца? Хороший теле портер для отряда? Или все-таки женщина, с которой хотелось бы провести больше чем несколько недель обучения?
Очень хотелось верить в последнее. Иначе зачем все эти неуловимые жесты нежности, полувзгляды, скрытый огонь в глазах и страсть, витающая в воздухе. Зачем шопинг, рестораны, подбрасывание до дома? Тоже обучение? Или же все-таки чувство? Ну хоть какое-то! Пусть слабое, щекочущее, но способное когда-нибудь развиться в настоящую любовь.
Я любила Дрейка. Любила в полную силу и не сомневалась в этом. Только герои дешевых женских романов почему-то не доверяли себе до последней страницы. А как сомневаться, если одна лишь мысль о начальнике разливалась по телу сиянием солнца! Глупо и бессмысленно отрицать.
Я поводила пальцем по стылому бордюру, на котором сидела, потом сняла перчатку. Сверкнул в лунном свете вправленный в золотое кольцо бриллиант.