Складывалось странное ощущение, что стоящий напротив мне — друг. Хотя тот просто стоял и молчал. Больше хмуро, чем дружелюбно.

Сны вообще странная штука. Казалось бы, смотришь на кого-то, не важно, видел ты его раньше или нет, и точно знаешь, кто у тебя на пути. Так и сейчас.

Взгляд человека был почти равнодушным. И отчего-то очень тяжелым. Но тяжесть эта меня не касалась, а словно проходила мимо. Возможно, потому, что у меня не было тела? Но ведь стучали по асфальту каблучки ботинок и имелась рука, которой я пыталась погладить Мишку.

Было у меня тело или нет, а незнакомец точно знал о моем присутствии.

Только никак на него не реагировал.

Как-то очень неожиданно вдруг возникло непреодолимое желание протянуть к нему руку и попросить: «Расскажи. Ведь я знаю, ты можешь». Коснуться его, потеребить за рукав, сделать так, чтобы он захотел помочь мне.

Но чем помочь? Что сделать? Чего вообще я от него добивалась?

А губы против воли шептали: «Помоги. Ты ведь можешь. Расскажи мне все».

Зачем я мучаю незнакомца? Зачем прошу его о чем-то непонятном?

В реальности я бы задумалась над этим и клянчить, конечно, перестала бы. А сейчас просто знала, что искала я именно его для чего-то очень важного.

Красавцем его не назовешь. Русые волосы, достаточно короткие, больше холодного оттенка, чем теплого. Треугольный подбородок, несмотря на выраженные углы квадратной челюсти. Нос с горбинкой — хищный, тем не менее вполне гармонирующий с лицом. Складки у рта, будто от усталости. Или от прожитых лет. Хотя опять же возраст определить не представлялось возможным вообще. Морщинки между бровями. Часто хмурится, что ли?

Но более всего удивительно то, что меня с неимоверной силой притягивало к нему. Не так, как женщину к мужчине, иначе. Как к сияющему шару светлячка. Ясно, что он знает ответы на все мои вопросы. К слову сказать, знает столько, сколько мне в жизни не изучить и не постичь, и может ответить даже на то, о чем я никогда не догадаюсь спросить.

Только захочет ли? Самой-то мне хотелось сесть у его ног и зареветь. Как в детстве. От обиды. Потому что он молчал, не хотел мне помочь.

Собрав все силы, я разлепила губы для того, чтобы задать всего лишь один вопрос:

— Ты расскажешь мне?

Мужчина долго не отвечал. Потом медленно наклонился и взял на руки кота. Осторожно передал мне мурчащего целого и невредимого Мишку.

А потом просто развернулся и зашагал прочь, так и не ответив.

Когда за оградой исчезла его серебристая куртка, я почувствовала, что горло сдавили рыдания, как случается от глубокой досады. Кот сидел у меня на руках, вздрагивая от всхлипов в унисон, не пытаясь убежать, будто тоже грустящий от того, что незнакомец вот так просто взял и ушел.

Я бы, наверное, так и стояла там, глядя в спину давно уже растворившегося человека, посреди залитого странным светом парка, в компании белого кота, если бы в какой-то момент не проснулась в собственной постели.

Горло все еще сдавливали спазмы. Хотелось реветь в голос.

Кое-как осознав, что это был всего лишь сон, я перевернулась на бок и постаралась успокоиться. За окном в непроглядной тьме все еще лил дождь. А по щекам все еще текли, не желая униматься от сильного чувства, слезы.

Этим вечером ему пришлось сильно постараться. Но все получилось.

Дрейк остался доволен.

Конечно, это отняло какое-то время и силы, но на положительный результат вполне можно рассчитывать.

Несмотря на то что остатков энергии в тех местах, где появлялась девушка, было крайне мало, говоря по-честному, почти никаких, тем не менее их хватило для того, чтобы ухватиться за самые кончики.

После того как Дрейк нащупал следы, он смог сосредоточиться на следующем шаге — отправке вслед за пришелицей мысленного сгустка-послания, чего-то почти неосязаемого, впоследствии обернувшегося в ее голове картинкой.

О содержании картинки он даже не задумывался. Не имело значения. Главное, в ее голове рано или поздно появится нечто пробуждающее желание вернуться.

Если же девушка не отреагирует, Дрейк никогда не разгадает загадку ее таинственного появления. Чейзер, конечно, перестарался, напугав гостью. Зато сам он поработал на славу, и это все исправит.

Послание настигнет ее. И любопытство обязательно пересилит страх и логику.

Вот тогда он узнает все, что необходимо узнать.

Дрейк улыбнулся.

Если уж он за что-то брался, выигрывал обязательно.

Так будет и на этот раз.

Глава 5

Четыре утра. Темно.

Сидя на пристани, глядя, как колышется серовато-синяя озерная вода в Стокгольме, я куталась в куртку и усиленно думала. Гулял пронизывающий ветер, но это больше помогало размышлениям, нежели мешало.

Здесь теснилось много лодок и кораблей, пришвартованных в заливе вокруг старого города, и, насколько хватало взгляда, виднелись силуэты белоснежных круизных лайнеров, уходящих в Финляндию, Литву, Эстонию. Вокруг пахло сыростью вперемешку со свежестью, напротив, через водную гладь, возвышалось величавое здание Национального музея, щедро подсвеченное в ночи прожекторами.

Речь прохожих не отвлекала. В этот час их попросту не было на улицах.

Дома уже пробило десять утра.

«Еще только десять, — хмыкнула я, — а уже получилось подтвердить некоторые догадки».

Потому что уже три часа, как я занималась прыжками по всевозможным странам от Азии до Европы.

Вполне достаточное время для того, чтобы понять, что никто меня почему-то больше не приглашает на бесплатную прогулку в автомобиле в неизвестном направлении. Ни мужчины в черном, ни кто-либо еще, интересующиеся, что это я тут делаю и не желаю ли пообщаться с какой-то Комиссией.

И как это понять? Чем объяснить? Ерунда, да и только. Там меня приметили, здесь опять не замечают. Уж точно, ночное время зоркому глазу не помеха.

Проснулась я с утра совершенно разбитая, измученная и очень уставшая, несмотря на нормальный восьмичасовой отдых. Сомнений в причине плохого самочувствия не возникло — это все сон. Тот самый, про Мишку, парк и непонятного мужчину, не проронившего ни слова.

Казалось бы, ну сколько в жизни случается странных сновидений, которые тают как сигаретный дым, стоит только открыть глаза? Встречаются сны гораздо страшнее или противнее — ан нет, все равно ведь забываются. Бытие и дневной свет берут свое, вычищая любые кошмары из памяти, какими бы реалистичными в ночные часы они ни казались. И сколько их таких было! Да сотни! И не один теперь не помнился.

Но этот сон, на первый взгляд ничем не примечательный, врезался в память до мелочей. Ощущения от него тянулись за мной сегодня по всем странам, как шлейф от духов, которыми я побрызгала собственный шарф.

И противность внутри, как я ни пыталась отвлечься, оставалась. И пустота, и обида от того, что со мной не поговорили. Хуже всего мучило ощущение, что мне нужно, просто необходимо вернуться в Нордейл. Будто осталось в том городе что-то важное и его не найти ни в одном уголке планеты.

Откуда взялось это чувство — неведомо, но оно раздражало, ибо постоянно утягивало мысли в свою сторону и не давало покоя. Тягучее, почти ноющее, взывающее не столько к сознанию, сколько к сердцу. Мол, пойдем, Динка! Чего сидишь? Ведь знаешь, тебе туда надо!